– Слишком много, – ответил Маккой. – Все отлично. Ты здоров как тот конь из пословицы, хотя она очень странная, если принять во внимание некоторых коней, которых я знал.
– Осторожно, старина. Я пока еще твой начальник.
– Нет. Теперь ты военнопленный. Вот так!
– А теперь ты вернешься на «Энтерпрайз» и всех оповестишь, что я в здравом рассудке и мне можно верить.
Маккой кивнул:
– Это то, что ты хотел от меня?
– Конечно.
– Ну а теперь насчет платы…
Кирк схватил Маккоя за локоть и подтолкнул к выходу:
– Как сказал Шекспир: «И платой пусть будет его удовлетворение».
– Ты считаешь, что я удовлетворен?
Калринд выбрала момент, чтобы войти в лазарет. Она озабоченно посмотрела на Маккоя:
– Вы и есть тот доктор? С Джимом все в порядке?
Маккой взглянул на клингонку и прищурился, анализируя ситуацию.
– А вы кто?
– Калринд, доктор. Подруга Джима, – поспешно ответила женщина.
– Да, – протянул Маккой, – у Кирка талант заводить друзей. Думаю, что с ним все в порядке. Но я должен все данные взять с собой и проанализировать их перед тем, как дать заключение с уверенностью.
Боунз повернулся к Кирку:
– А как насчет вот этого, Джим: в шестнадцать – муж, но мальчик в шестьдесят?
Кирк театрально издал вздох отчаяния и опять стал выталкивать доктора за дверь.
– Я вернусь, как только избавлюсь от этой занозы, – бросил он Калринд, с недоумением смотревшей на эту сцену.
Выйдя за дверь, друзья прекратили шутки и внутренне собрались.
Подойдя к транспортному отсеку, Кирк заметил:
– Предубеждения достались тебе от твоих предков, старина?
Но Маккой не поддался на провокацию:
– Джим, помнишь Библию? «И что ты смотришь на сучок в глазу брата своего, а бревна в собственном глазу не чувствуешь.» Если тебе понадобится помощь, просто позови меня.
Маккой шагнул на платформу, держа в руках записи обследования Кирка, и дал сигнал управляющему транспортом.
– Сучок в глазу моем… – повторил он и исчез в столбе мерцающего света.
Кирк пожал в недоумении плечами и вышел из транспортного отсека.
– Ну, доктор?..
Маккой обернулся на знакомый голос, как всегда спокойный и неторопливый. За долгие годы общения с вулканцем доктор так и не понял, действительно ли Спок не испытывает никаких эмоций или просто сверхусилием скрывает свои чувства.
– Вот результаты.
Маккой положил на стол стопку компьютерных распечаток.
– Бумаги, доктор?
– Не начинайте, Спок! Вы же знаете, что мне нравится то, что можно держать в руках, помять пальцами, сделать дополнительные пометки.
– И я вижу, что именно так вы и поступили. Что вы прикажете делать с этим ворохом бумаг?
– Посмотрите. Проверьте. Сделайте выводы.
Вулканец приподнял одну бровь:
– Я всегда считал, что подобные аналитические работы входят в ваши обязанности, доктор. А функции командира корабля состоят совсем в ином.
– Сейчас, Спок, – недовольно произнес Маккой, – складывается такое впечатление, что ваша основная обязанность в том, чтобы смотреть в глаза командиру флота клингонов, надеясь, что он моргнет первым. В таком случае, я скажу, что в этих бумагах вы не найдете ничего!
– Спасибо, доктор!
Спок направился к выходу.
– Подождите! Ну ладно, ладно! Признаю, что слишком невразумительно изложил суть дела.
– Доктор, я не понимаю, что вы от меня хотите? Независимо от того впечатления, которое у вас сложилось, у меня достаточно обязанностей, кроме того, чтобы пытаться пересмотреть командира клингонов.
– О Спок, я пытаюсь быть с вами откровенным. То, что удалось мне получить, заранее было очевидно. Данные сканнера, видимо, показывают, что Кирк находится в полном порядке, добром здравии, говорит и действует по собственному усмотрению.
– Что значит «видимо показывают»? Я могу считать, что вы сомневаетесь в правдивости этих данных.
– Пока я не могу сказать об этом с уверенностью. Я тщательно все проанализировал. Все отлично согласуется. Я бы даже сказал, слишком отлично, хотя я могу предполагать, как вы отреагируете на подобное заявление. Но что-то меня настораживает. Интуиция подсказывает какой-то подвох. Чем больше наблюдаю за всем этим, глубже вникаю, тем более усиливается тревога. Вот почему я решил обсудить это с вами.
Для Спока, естественно, показания приборов были совершенно священны. Если они были четко сняты и точно проверены, то и должны браться в расчет. И только затем следовало учитывать неточные и вызывающие сомнения человеческие суждения, сделанные к тому же тем, кто изначально питал недоверие к приборам.
– Доктор, – осторожно начал Спок, – вы понимаете, что у нас совершенно различное понимание подобных вещей? Ваша интуиция – еще недостаточное основание для принятия моего решения.
Маккой вскочил на ноги, дрожа от гнева:
– – Слушайте, Спок. Я отлично знаю Джима Кирка! Знаю одновременно и как друга, и как пациента уже много лет. С ним что-то случилось. Вы тоже его товарищ. Это означает, что вы несете особую ответственность за него не только как командир корабля. Вы должны выслушать меня и забыть на время о логике. Надо что-то делать. Жизнь Джима уже сейчас может быть в опасности.
– Я так не думаю, доктор. У клингонов было достаточно времени, если бы они хотели причинить капитану вред.
Сказав так, Спок тем не менее задумался над словами Маккоя. Он уже давно понял, исходя из наблюдений за Джимом Кирком, что интуицию не следует сбрасывать со счета. Более того, несмотря на постоянные стычки с доктором, Спок отдавал должное его компетентности. А если принять во внимание те сведения, которые он добыл в Сан-Франциско, то подозрения Маккоя имели вполне определенный вес.